Надо ли что-то делать с самарской культурой?

Ученые нашли, наконец, модель, используя которую, власть получила возможность объяснять населению, что никакой гуманитарной катастрофы в России не происходит. Модель эта чрезвычайно проста, и смысл ее вполне укладывается буквально в одно предложение: «Культура не может погибнуть, пока не погиб последний ее носитель».
Я не собираюсь спорить с этим. Это верное утверждение, но, как и всякая полуправда, оно хуже, чем ложь. Русская культура жива, вот только что такое ныне русская культура? Не высшие достижения – по ним можно с гарантией получить искаженную, хотя и благостную картину, – а культура миллионов.
Культура студентов, делающих в тексте объемом в 5000 знаков по пятьдесят грамматических и пунктуационных ошибок; медиа-аналитиков, вставляющих в свои размышления о жизни, политике и судьбах Родины перлы типа: «Как говорил персонаж фильма «Служебный роман» Карандышев, «Я взяток не беру»; чиновников, рассказывающих об успехах «Ваганьковского» хореографического училища…
Всё это – свидетельства антропологической катастрофы, которой наша Родина охвачена вот уже целый век, а все упомянутые носители культуры – люди безграмотные, а оттого культура их ущербна. Ущербна настолько, что основную часть из 140 миллионов соотечественников в начале XIX века не взяли бы в приличный дом даже гувернером: ни знания языков, ни достойных манер, ни представлений о том, «что такое хорошо и что такое плохо».
Можно ли эту катастрофу остановить? Честно говоря, я не знаю ни одного исторического примера, когда народ, твердо взявший курс на самоуничтожение, сумел одуматься и преодолеть мировоззренческий кризис. Но шанс всё-таки есть.
Этот шанс – не в нанотехнологиях, не в структуре экономике и даже не в честности выборов. Вернее, и в этом во всем, но главное – это система ценностей. То, какое место в ней занимает стремление к совершенствованию своих личностных качеств.
Чего человек хочет добиться в результате своей трудовой деятельности в большей степени – личного обогащения, даже совершив для этого сверхусилия, или социальной пользы, получив за свою работу достойную компенсацию? К чему человек, прежде всего, стремится в процессе чтения, слушания музыки, просмотра спектакля, посещения музея – развивать в себе способности познания мира или укрепиться в убеждении, что мир полон гармонии?
В этом вопросе не работает правило «выбор большинства верен». Важен выбор, сделанный каждым, осознанный выбор, который человек учится делать на школьной и студенческой скамье.
Смею утверждать, что осуществляемая прагматиками реформа образования в современной России уже привела к тому, что многие этот вопрос решают в пользу наслаждения в чудном саду, и не имеет значения, как добыты средства на его создание, и для чего этот сад, в конечном счете, предназначен – для достижения целей некоего совершенства или для поддержания иллюзии неизменности сущего.
И в этом «не имеет значения», на мой взгляд, и коренится причина упадка современной российской культуры, преодолеть который возможно только начав с изменений в современном образовании.

Школьные занятия не должны мешать образованию
Не может полноценный человек иметь знания, но не уметь чувствовать, а ведь школьная система образования построена именно на этом. Ни в средних, ни в старших классах нет предметов, ориентированных на развитие чувств – в обычной школе, а не в авторских лицеях и гимназиях, число которых невелико.
На уроках литературы школьников не учат любить художественную литературу – их знакомят с историей этой литературы. «Мировая художественная культура» – только история культуры, но не она сама. Хронология достижений вместо обучения языку культуры. В большинстве школ уроки «истории культуры» даже перемежаются посещением театров, концертных залов, выставок – культура изучается лишь в теории.
Уроки музыки, рисования анекдотичны. Один учитель на 25 подопечных, один урок в неделю на протяжении четырех-семи лет. Можно ли в таких условиях найти индивидуальный подход к сердцам учащихся – именно к сердцам, речь ведь идет не о технике и навыках, а о чувствовании?
Может быть, выручит система дополнительного художественного образования? Именно дополнительного: художественное образование учащихся разумнее делить на дополнительное, всеобщее и допрофессиональное, когда это уже не эстетический всеобуч, а осознанный выбор ученика и его родителей в пользу будущих профессиональных занятий.
Государство дало знак, сделав дополнительное образование частично платным, как бы продемонстрировав отсутствие своего, государственного, интереса к этой проблеме. Для него, государства, занятия искусствами – необязательная компонента, родительская «блажь», излишество.
Таково положение дел. Не исправляя его, мы, с одной стороны, подрываем так тщательно лелеемую «экономику сферы культуры», поскольку, не воспитав чувство маленького человека, не вызвав у него потребность в общении с миром художественной культуры, никогда нам не получить заполненные зрителями залы. С другой стороны, сколь ни потешайся над ущербностью вульгарно-социологического подхода к целям развития культуры, но циничная, готовая на любые нравственные компромиссы особь – это зачастую как раз и есть выпускник образовательного учреждения, не знакомый с миром, языком и законами художественной культуры.
Настоящее положение дел можно исправить. Безусловно, не камланиями о необходимости повышения роли родителей в воспитании детей. Надежды на них смешны. Давайте вначале определимся, можно ли уповать на семью и одновременно отстаивать ее расширительные смыслы во имя толерантности, прав меньшинств и прочей ерунды? А во-вторых, как родитель, эстетические представления которого ограничены информацией со страниц спортивно-гламурно-кулинарной прессы, переживаниями героев «мыльных опер» и гармониями «фабрик звезд», может благотворно повлиять на собственного ребенка, если образом жизни своей противоречит всему творческому, познавательному, созидательному?..

«Руководить – это не мешать хорошим людям работать»
Однажды я сформулировал свои предложения по исправлению этой ситуации в 150-страничной работе, названной «Основные направления развития культуры Самарской области на период с 2007
по 2015 гг.» Работа была заказная. Ее оплатили, но читать не стали. Прочли в другом регионе, скорректировали свои программы. Им вроде бы стало лучше.
Принципы, предлагаемые мною, предельно просты. Нужно изменить цели развития культуры, а также принципы управления и инфраструктуру того, что сейчас называется «сферой культуры».
Казалось бы, очевидно: целью развития культуры должно быть создание условий для формирования развития человеческого капитала, обеспечивающего успешное развитие экономики и прогресс в социальной сфере. Но на деле, министерства культуры – от федерального до региональных – в настоящее время представляют собой органы хозяйственного управления государственными учреждениями и предприятиями культуры.
Тенденция к усилению центральной роли государства родилась и претворяется в жизнь в течение долгого времени, и перераспределение функций между центром, регионами и местными органами власти, происходящее сегодня, является неотъемлемой частью политического процесса. До сих пор культурная политика проводится посредством жестко централизованной иерархической государственной структуры.
Разумно ли, что обеспечение культуры ресурсами, финансами, зданиями и персоналом осуществляется через министерство культуры? Достаточны ли предложения по перераспределению обязанностей между государством и местными органами власти? Почему в рамках своих полномочий министерству культуры не проявить инициативу и добровольно не поделиться властью с общественно-государственным органом по типу британского совета по делам искусств? Концепция, с легкой руки Дж.М. Кейнса названная «принципом на расстоянии вытянутой руки», предусматривает разграничения ролей государства (контроль за исполнением закона), профессионального сообщества (экспертиза принятых решений) и общественности в рамках постоянно действующего исполнительного органа.
Конечно, у централизованной модели управления есть свои преимущества – последовательность подхода к проблемам, обеспечение контроля соблюдения установленных норм и правил. Некоторым вопросам – например, введению единых библиотечных правил описания документов – централизация только на пользу. Но преимущества децентрализации состоят в большем соответствии предоставляемой помощи местным потребностям, развитии культурного многообразия и культурной деятельности на местах. Правильный баланс между централизацией и децентрализацией в управлении культурой, с одной стороны, поможет закрепить стратегическую позицию, четкие критерии и стандарты деятельности, а с другой – послужит развитию энтузиазма работников культуры на всех уровнях.
Каков должен быть механизм государственной поддержки? Следует государству самому выполнять эту функцию или лучше передать ее другим организациям? Например, государственная помощь может понадобиться для того, чтобы правильно оценить перспективность того или иного проекта, но совершенно не нужна для его дальнейшей разработки.
Взаимоотношения между министерством культуры и творческими союзами и ассоциациями также начинают напоминать отношение заказчика и подрядчика, и эта тенденция усиливается. Полагаю, что очень часто государство без всякого ущерба может передать выполнение определенных функций сторонней организации. Такая концепция более эффективна и действенна, хотя и не всегда более экономична.

В одну упряжку впрячь не можно…
Но необходимо не только частично децентрализовать управление и сделать органы, занимающиеся вопросами культурной политики, своеобразной площадкой народного самоуправления. Нужно преодолеть противоречие, заложенное в работе министерств культуры механическим соединением просветительских задач и задач развития высокого искусства.
Большевики – при всей моей горячей нелюбви к их казарменной идеологии – были правы в том, что начиная с 20-х годов практически тридцать лет делили эти две задачи между Наркомпросом и Комитетом по делам искусств. Действительно, просветительская функция подразумевает ориентацию работ ведомства на некий эстетический всеобуч от мала до велика, а развитие искусства – помощь в реализации творческих задач деятелям искусств. Эти две задачи могут не коррелировать. Искусство совершенно не обязано быть понятным массам.
Но в ходе структурной реформы министерств, случившейся в первой половине «нулевых», отказались от руководства по направлениям деятельности, перейдя к «модернизационной» мешанине. В результате мы имеем систему, занятую поисками универсальных подходов – одинаково адекватных и высокому, и массовому, и народному искусству. Министерства стали напоминать околонаучные институты по эксперименту над культурой.
Нужно ли возвращаться к опыту столетней давности или стоит опробовать иные модели – вопрос дискуссионный, но нынешнее положение дел более терпеть нельзя. Рассматриваемый конфликт интересов приводит к возникновению опасных тенденций в развитии кадрового потенциала.
Квалифицированные практики стремятся перейти во властные структуры, чему способствует колоссальная разница в заработной плате и условиях труда. На наших глазах истончается слой интеллигенции, и в первую очередь, сельской интеллигенции.
Решить эту проблему в рамках существующей управленческой структуры невозможно, а межведомственные советы в России, к сожалению, не работают.

«Коль всем не угодить, придется выбирать…»
Одним из основных пунктов государственной культурной политики на современном этапе должно быть также четкое понимание соотношения рыночных и нерыночных принципов функционирования культуры. Представление о возможности перевода культуры на рыночные «рельсы» должно быть решительно отвергнуто как иллюзорное: чем заметнее будет влияние рынка на отдельные виды культурной деятельности, тем значимее должно становиться участие государства во втором, нерыночном секторе культуры. Иначе гарантировать свободу творчества и доступ к культурным ценностям невозможно. Иными словами: чем больше рынка в культуре, тем больше должно стать и государственных обязательств.
Новый подход должен определять и приоритеты в межрегиональной и международной деятельности. Поддержка конкурентоспособности в сфере культуры предполагает не только проведение соответствующих мероприятий за пределами области, но и, в первую очередь, интеграцию деятелей самарской культуры и художественного производства в российскую и мировую системы разделения творческого труда.
На что в большей степени следует опираться в процессе развития: на местные инициативы или на продукты внешней интервенции в условиях? Решать этот вопрос необходимо, принимая в расчет тот факт, что Самара сегодня фактически превращается в культурную колонию столицы. В настоящее время можно смело утверждать, что доля местных идей в общем объеме культурных практик, даже по самым смелым подсчетам, не превышает трех процентов.
Чему следует отдавать приоритет: культурному наследию или современным экспериментальным формам? Поскольку иметь дело с историческим наследием в принципе проще, чем разбираться в современной непростой культурной среде, культурная политика часто выбирает классику. Ведь защита исторических зданий и памятников, окружающей среды или фольклорных традиций иногда кажется более насущной проблемой, чем поддержка какого-нибудь современного новаторского и противоречивого проекта. Разве главная задача политики в области культуры не в том, чтобы следить, чтобы не порвалась ее цепь, ибо пренебрежение одним из звеньев тотчас повлияет на другие?
Вопросов множество.
В какой степени культурная политика должна ориентироваться на национальные культуры народов, населяющих Самарскую область, а в какой – на ценности мировой культуры? Как следует реагировать на инициативы локальных сообществ: стремиться к формированию общества с однородной структурой ценностей и приоритетов или к развитию всего многообразия субкультур? Культурную политику нужно ориентировать на вкусы «туристов» или местного населения? В процессе развития лучше отдать предпочтение адресной поддержке предприятий, организаций и учреждений или опереться на проектный метод?
В действующих документах упомянутые дилеммы не рассматриваются как значимые.
И самый, на мой взгляд, важный вопрос: насколько ориентированной на общество должна быть культурная политика? Культура самодостаточна, или она в большей степени есть инструмент общественного развития?
Признание роли культуры как инструмента развития общества и ее социального вклада сейчас необыкновенно своевременно. Можно спорить о тактике, но, бесспорно, культурная политика должна быть ориентирована на долговременные социальные эффекты.

Виктор ДОЛОНЬКО