<<<к содержанию

Сергей Лейбград

Из цикла «После всего»

* * *
Я здесь случайно. Я здесь для вида.
Меня играет чужая свита
в ансамбле песни царя Давида,
а также пляски святого Вита.

Привит от оспы, но не от спама.
Меня расстроить не очень сложно.
И всё, что помню, твержу на память.
И всё, что тлеет, курю безбожно.

Довольно кофе и хватит чая.
Не страсть, так старость. Не пыль, так пепел.
В здоровом теле, души не чая,
чулок твой длинный ласкаю, Пеппи.

* * *
Тает тело, как снег, обнажая бессмертную душу,
как загаженный двор.
Я здесь вор до сих пор,
потому что и вижу, и слышу,
потому что дышу, потому что остывшую нишу
согреваю комками чужих и случайных существ.
Вот опять снегопад, как сорочка струится ночная,
и усну, и проснусь, и очнусь от собачьего лая,
но не звука окрест.

Ты уже не простишь, не простудишься и не простишься.
Дай два слова сказать, дай извлечь мне хотя бы двустишье
для несбывшихся встреч...
Жизнь не стоила свеч. Понимаешь ты? Не понимаю.
Безответная тварь, драгоценная, глухонемая,
жизнь не стоила свеч.
Кто-то спичку зажег. И задул, удивясь безобразью -
это плоская вещь, отягченная сотовой связью,
как бессвязная речь.

* * *
Вкус чечевицы чеченского глада,
возглас Ревекки, Иаков, Исав.
Тело твоe сохраню от распада,
кодом двоичным его записав.

Жалость, зависимость, боль, оголтелость.
Совесть лишь слово, а слово вранье.
Жалкое, нежное, голое тело,
тело твоё, только тело твое.

Снежный песок, как засохшее млеко,
сыпь, аллергия, не вздрагивай, спи.
Это Берлин довоенного века,
номер концлагерный, адрес айпи.

Котик Летаев и Валя Катаев,
Сева Некрасов и Гена Айги.
После всего непременно растает,
после всего непременно светает,
только, как прежде, не видно ни зги.

Женщина вяжет мне свитер бескрайний,
я утонуть в этой шерсти могу.
Эрих, Мария, Марина и Райнер
с берега Волги, как пепел в пургу.

Это Самара эпохи подлога,
это подводная лодка в степи.
Блог закрывается с первого слога,
номер концлагерный, адрес айпи.

После всего, – говоришь ты, – светает,
видятся истина и естество.
После всего ничего не бывает,
после всего.

* * *
...Но по ночам всплывает тут и там
в империи рунета Мандельштам.
Он светится болезнью лучевой
и, как бурлак, играет бечевой.

Блажен сей посетитель роковых
минут во время матчей стыковых.
Мне стыдно в избирательных кустах
с облаткой на прокуренных устах.
Я оцифрован. Мой формат ави.
Я прихожанин срама на крови.

Мне стыдно, я сгораю от стыда,
как подсудимый низшего суда,
как вероломный чувственный старик,
что смехом обволакивает крик.
И лижет снег, и слышит скрип саней.
Дана мне совесть. Что мне делать с ней?

* * *
Кто был ничем, тот стал изрядно всем
корявой костью в горле. Нет базара.
Есть Татарстан и есть Башкортостан,
чувашский стан, а также есть Самара –
мордовский стан степного ремесла,
хазарская душа левобережья,
верблюдица, вскормившая осла,
лебяжий пух и грация медвежья,
миграция афганских косяков
и босяков до самых Васюков.

Слезится глаз и чешется рука.
И тешится Самарская Лука
в петле реки. Река зовётся Волгой,
не отзываясь. Облик твой оболган.
Ты рождена за тем, чтобы рожать,
а я здесь только воздух для узора.
Мне скоро будет нечего терять,
давно я жду, когда же это скоро
наступит, и теряю, и теряю.

Осиный рой жужжит среди осин
и сосен. Продвигается по краю
на край земли последний бедуин.
Люби меня, ведь я такой один,
один такой без рясы и без расы,
Избранник твой, любовник твой и сын
безумный одуванчик седовласый...

 

 

Hosted by uCoz