Заэфирье

Многолетняя работа на радио и в газетах, три сборника интервью – уморительные курьёзы и забавные истории, которые остались за кадром, off the record, за кулисами, ЗА ЭФИРОМ. В общем, с названием книги определились: «Заэфирье». Любой радиопередаче, как и письменной продукции, недостаёт красок. Попробуем раскрасить, разрисовать воспоминания? Необходимо добавить: я нежно люблю всех своих героев. Как сказала Римма Казакова:
«Ты меня любишь, лепишь, творишь, малюешь!»
Поехали? Пристегните ремни! <...>

«ШАГРИР САША»
Благодарю Судьбу, что свела меня с Александром Бовиным – после восстановления дипломатических отношений первым и последним советским (в течение недели), первым российским (в течение пяти с половиной лет) послом в Израиле.
Давным-давно, в прошлом столетии, мы с издателем юмористической газеты Марком Галесником проводили в Израиле Международный фестиваль юмора. Приехали российские юмористы, присоединились наши, все были молоды, все были живы. Закрытие фестиваля бурно отпраздновали в резиденции посла. Шло время, Бовина сменили. Он написал книжку «Записки ненастоящего посла». Читаю: «В октябре 1994 состоялся фестиваль "Вокруг смеха". Организатор – неутомимый Марк Галесник, держатель и издатель юмористического журнала "Беседер". Смехачи все наши (А. Иванов, И. Иртеньев,
В. Вишневский, В. Шендерович, Е. Шифрин) и уже ихний, но непременный Губерман. Стартовал фестиваль в Беэр-Шеве. Из газеты: "Открывали вечер очаровательная Лиора Ган и её потрясающие ноги, о которых г-н Бовин в перерыве мне скажет: "Из всего того, что я видел в первом отделении, особенно взволновали меня ноги ведущей". Фестиваль закрывался в Савьоне. Поскольку публики не было, все смеялись сами над собой. Лиора Ган (она же – гражданка Пистолетова) обнажила не только ноги и прыгнула в бассейн. Желающие спасать образовали очередь». Издательство «Захаров», 2004.
Лиора Ган (она же – гражданка Пистолетова, по паспорту – Полина Капшеева, в девичестве – Коган) – это я. Работаю на израильской государственной радиостанции, говорящей по-русски. Ещё в 1950-каком-то году ведущим русского отдела израильского радио было велено взять псевдонимы: вещали на Союз, звали евреев в Израиль, у советских родственников-однофамильцев могли возникнуть проблемы. Я попала на радио в 1991-м, когда все эти сионистские формальности актуальность потеряли. Из чисто эстетических соображений я обрезала (у евреев, кстати, принято) девичью фамилию Коган, но ПолиНА ГАН – слишком воинственно, посему я стала Лиорой. «Лиора» на иврите – «мне свет», «Ган» – «сад». Такая апельсиновая рощица, ещё более оранжевая от солнечного света… От израильской военщины, тем не менее, далеко уйти не удалось.
Пригласила Бовина в развлекательную программу «Подвал». Явился в павлиньей сине-бирюзовой ковбойке, навыпуск, в сандалиях; ворча, поднялся по лестнице. Эфир. «Александр Евгеньевич, как чувствует себя посол великой державы, спустившись в "Подвал"?» – «Гражданка Пистолетова, я в ваш "Подвал" алию (восхождение – ивр.) совершил» – «?» – «Во-первых, я не спускался, а поднимался, а у вас здесь крутые ступеньки. Во-вторых, "ган" только на иврите – сад, на английском же "ружье". Так что, вы – гражданка Пистолетова».
А банкет, о котором писал Бовин, состоялся в его резиденции в Савьоне – это такой городок с резиденциями послов и других – очень богатых – людей. Дорогая «спальня» Тель-Авива, тихое зелёное место, между домами – большие расстояния: там, в отличие от других израильских городов, землю не экономят…
Года за полтора до описываемых событий я ехала в автобусе в Тель-Авив брать интервью у Бовина. Автобус, как водится, застрял в пробке, сотовых телефонов тогда не было. Выскочив на нужной остановке, мчусь к телефонной будке: «Александр Евгеньевич, извините, опаздываю минут на пять» – «Я уже на месте и вас жду. Почему вы цените свое время больше моего? Если вашу страну что-то приведёт к краху, это будет всеобщее разгильдяйство. Запомните». Я запомнила.
Итак, везу артистов из Иерусалима в Савьон. Наш автобус – моими молитвами – прибыл ровно на час раньше времени. Деваться было некуда, пришлось гулять по городку взад-вперед. Каково же было удивление «простых» савьонцев, выводящих на прогулки породистых псов, при встрече с толпой, громко галдящей по-русски!
Бовин называл себя «ненастоящим послом», но, думаю, немного кокетничал. В то время, когда отношения между нашими странами только налаживались, Союзу – России нужен был именно такой посол – человек, вызывающий всеобщую любовь. Закончилась его каденция, отшумели бурные проводы, Бовин уехал. Вскоре приехал и дал интервью нашим «русским» СМИ. И вдруг – цитирую:
«Вот, скажем, если Лиору Ган, "гражданку Пистолетову", как я её называю, сделать министром радио и телевидения... Прекрасный была бы министр».
Александр Бовин, газета «Вести», «В Израиле всё будет хорошо», 23 июля, 2001.
«Ну, – говорит, – Пистолетова, как я вас пропиарил?»
Он немного понимал на иврите. Однажды ехал с друзьями с неформального мероприятия, превысили скорость, машину с дипломатическими номерами остановил полицейский. С Бовиным ехали люди, владеющие ивритом, но он перехватил инициативу: «Ани – шагрир, ани – шагрир (я – посол (ивр.)». Полицейский отпустил без штрафа. С тех пор Бовин представлялся мне по телефону: «Говорит шагрир Саша».

В 1996 году состоялась презентация моей книги «Обнажённая натура». Мы с дочкой каждому гостю придумали подарки. Бовину – детские джинсовые шорты (он всё жаловался, что супруга запрещает шорты надевать, поэтому кожа не дышит). Песню сочинил брат, Семён Коган (на мотив «Товарищ, время!»):
Я часто вспоминаю эту пору,
Когда мой друг, всегда немногословен,
Мне прокричал почти по «Ревизору»:
«К нам едет Бовин! К нам едет Бовин!»
В посольство к вам идут потоком люди.
И, я уверен, это не случайно:
Всё дело в том, что мы вас просто любим.
Не полномочно, но чрезвычайно.
Давайте ж церемонии отбросим,
Давайте протокол отправим к чёрту!
Дышите полной грудью, мы вас просим.
Товарищ Бовин, наденьте шорты!

А Александр Евгеньевич тоже заготовил стихи на выход моей книжки:
Лиора – мастер обнажать,
Затем – нажать, прижать, дожать,
Чтоб выжать всё.
И выжимает…
За что деньжата получает.
Увы! Я как-то зазевался,
В сеть Пистолетовой попался.
Был обнажён,
Допрошен,
Выжат как лимон.
С тех пор пошёл иной отсчет –
Хочу, чтоб всё наоборот.
Но сколько можно маяться?
Она не обнажается.
Или – скромная девица,
Или – критики боится.
Или – очень уж я стар,
Иль – не нравится мой дар.
Но молчит Лиора Ган,
А в руке её – наган.

Я взяла у Бовина несколько интервью. Отрывок из одного процитирую:
«– Вы раскрыли секрет вашего здоровья: нужно хорошо закусывать и нельзя опохмеляться...
– Да, так было раньше. Теперь же почти не пью, так что и закусывать незачем. А вот опохмеляться действительно не приходилось никогда. Ну, компотику с удовольствием мог выпить, кваску, молочка холодного – это пожалуйста.
– В новогодней радиопрограмме вы поделились с израильскими радиослушателями собственным рецептом холодца из – страшно сказать! – свиных ножек. Что за цинизм?
– Минуточку, я в эти игры не играю: к религии никакого отношения не имею. Нет у меня контактов с Б-гом, и прошу меня в это не впутывать. Не хочет человек есть свинину – его личное дело. Конечно, если буду принимать религиозных гостей, то некошерными блюдами их угощать не стану: законы гостеприимства – дело святое. А холодец я люблю... И, уверяю вас, те, кто слушал по радио мои гастрономические откровения, таки ничего против не имеют...
– Да поделитесь же, в конце концов, рецептом!
– Ничего особо сложного. Берёшь ножки, моешь, опаливаешь над газом, кладёшь в кастрюлю, ставишь на огонь... Они долго и нудно там булькают. Когда уже отделяются косточки, я всё это вываливаю, косточки убираю, а остальное крошу-крошу-крошу... Потом в специально предназначенный противень кладу слой вот этих – страшно сказать! – ножек, подливаю немножко водички, сверху кладу кусочки лимончика, крутого яйца, посыпаю укропом и чесноком; солю, перчу. Даю застыть – и только после этого кладу ещё один слой. Таких слоев может быть столько, насколько хватит терпения. А дальше наступает Новый год... Петровна моя часов в одиннадцать отправляется спать, а я ставлю перед собой этот противень и шампанское. Смотрю по телевизору всякую муру, выпиваю две бутылки и съедаю сколько могу холодца. Прямо из противня. Возясь с этим блюдом, я никуда не спешу: для меня важно предвкушение ощущений. Таким образом сам себе доставляю удовольствие».
Смотрела телепередачу, где Бовин показывал «авоську», в которой деньги носит (кошельки не любит). Ещё он там прихвастнул: «Я – катастрофически здоровый человек!». Тут же перезвонила в Москву: «Саша Евгеньевич, нельзя говорить такие вещи!» – «Оставьте, Пистолетова, я – материалист!»
29 апреля 2004 года. Его не стало. Именно мне выпала доля (миссия?) объявить израильским слушателям об этом, таком раннем уходе в своей радиопрограмме.
Каждый год, 9 августа, в день его рождения, звоню вдове, Лене Петровне. Иногда дозваниваюсь, чаще – нет: она, как все москвичи, в это время уезжает на дачу. Как все москвичи, фрукты-овощи на зиму заготавливает.

ФЕСТИВАЛЬ ЮМОРА
Ещё немного – о фестивале «Вокруг смеха». Со звукооператором поехали в аэропорт – москвичей встречать. Первым выходит Иванов. Длинный, тонкий, прямой, как карандаш, голова в облаке тонет (в ноябре и у нас дожди бывают). «Добро пожаловать, Сан Саныч! Какое первое чувство вы испытали, ступив на израильскую землю?» – «Чувство сожаления: нашу Танцовщицу не впустили». А характерная Танцовщица – «гвоздь» фестиваля. Ну, думаю, шутит. По привычке. Подходит Семён Фарада. Майка сиреневая (опять же, в ноябре), камера через плечо. Уно, словом, моменто. «Семён, как настроение?» – «Отвратительное: Танцовщицу не впустили». Уже не смешно. Тут и Шендерович в легкомысленных бежевых бриджах – та же песня, танец, то есть… Танцовщица, как выяснилось, действительно не приехала: какая-то путаница с иностранным паспортом произошла. И открытие фестиваля в Беэр-Шеве состоялось без неё. Пока шло выступление, Бовин за кулисами нажимал по телефону на какие-то только ему известные рычаги и наконец сообщил: на рассвете нужно встретить самолёт. После концерта все отправились ужинать в ресторан, дальше мы с Галесником и его женой Леной привезли артистов в гостиницу в Иерусалим и прямиком отправились в аэропорт. Благополучно встретили Танцовщицу, но, к нашему удивлению, не одну: с ней, роскошной, в немыслимом чем-то длинном чёрном, в полоску и клетку, прибыл не заявленный ранее гитарист. Мы обреченно повезли их в гостиницу. На рассвете, как уже было сказано. Номер, понятно, был забронирован один, больше свободных в наличии не оказалось. После бурной истерики, водевильно закатанной Танцовщицей, гитарист любезно согласился разместиться в предбаннике номера. Танцовщица успокоилась и попросила позвонить её мужу – сообщить, что благополучно доехала. Сотовых телефонов тогда всё ещё не было. Мы поехали к Галесникам – поспать пару часов. Пока мы с Леной заваривали чай, Марик прорвался к телефону. «Здравствуйте! Привет вам от жены. Они с гитаристом долетели благополучно. Правда, пришлось поселить их в одном номере»… <...>

«ПОД МУЗЫКУ ВИВАЛЬДИ»
Виктор Семёнович Берковский, а для меня просто Витя, сыграл в моей жизни ужасную роль. Я, воспитанная на авторской песне именно им, возненавидела бардов. То есть, разумеется, не всех бардов, а графоманов. Так уж случилось, что люблю песни Берковского и, что делать, «себя под Берковским чищу». Мы дружили (мне повезло), Виктор, кроме прочего, был потрясающим рассказчиком.

Из рассказов Виктора Берковского:
«…Однажды нас с Димой Богдановым и Галей Бочкиной пригласили во Владивосток для участия в фестивале «Приморские струны». Мы в эту поездку взяли с собой жён-мужей. Если бы мы только знали, что получится!..
Нам организовали плавание на яхте. Мы вышли в открытый океан на огромном крейсерском катамаране с мощной командой, которая занималась серьёзной исследовательской работой. Распределили обязанности, мне достался второй руль (на катамаране их два).
Радио на яхте не было, поэтому штормового предупреждения мы не получили. Тайфун обрушился на Сахалин, океан заволновался. Шторм был серьёзный: яхту поднимало, потом бросало вниз, потом опять поднимало; гребень волны проходил по палубе, накрывая всех с головой. Так продолжалось пять часов… Моя жена, зачем-то накинув на плечи цыганскую вишнёвую шаль, сидела около мачты, сжав её в объятиях, и смотрела только вперёд: едва поворачивала голову в сторону – тут же возникал незапланированный позыв. Все остальные тоже бегали к дырке посреди палубы, и только я один со скукой взирал на происходящее, но уйти не мог, понимая, что, если кого-то смоет, нужно будет спасать. Никого не смыло, но мой руль оторвало, потом начали лопаться ванты, рухнула передняя палуба со всем оборудованием и запасами пресной воды. На фоне всеобщей радости и бодрости я пел песню: «По рыбам, по звёздам проносит шаланду», и, когда мы проходили мимо острова Верховского, сочинил эпохальные стихи: «У острова Верховского искали труп Берковского». В таком приподнятом состоянии духа наша команда всё-таки сумела, управляя практически одними парусами, ввести то, что осталось от катамарана, в тень острова.
Стало тихо. Капитан, до этого не проронивший ни слова, растрогавшись, вынес спирт. А жена его, как оказалось, всё время нашей борьбы со стихией находилась в камбузе, где, упёршись ногой в стену, пекла блины, которые и предъявила нам в громадном тазу. Все выпили по рюмке, в сильном возбуждении проорали песню «Получилось хорошо», после чего развели костёр и начали варить уху из рыбы, которую ещё до шторма мне подарили рыбаки. Уха обещала получиться потрясающей, но её никто не дождался: уснули прямо на песке…»
…А песню «Под музыку Вивальди» на стихи Александра Величанского написал Виктор Семёнович Берковский. Сергей Яковлевич Никитин после присоединился. Но это – совсем другая история.