<<<к содержанию


Нестерова Н.И. Brenen De Lichter.101х127. 2005


Нестерова Н.И. Чехарда. 120х180. 1996


Нестерова Н.И. Банкет. 117х157.2006


Нестерова Н.И. Красный лобстер. 110х120. 1992


Нестерова Н.И. Crapette II. 100х100. 2007


Нестерова Н.И. Ожидание. 152х101. 2009

 

 

 

 

 







Прямолинейный символизм Натальи Нестеровой

С 24 ноября в галерее «Виктория» открыта выставка «На все времена» московской художницы Натальи Нестеровой, чьё имя уже прочно вошло в историю русского искусства.
Её работы украшают постоянную экспозицию Третьяковской галереи и лучшие частные коллекции мира.
Наталья Нестерова – профессор Российской академии театрального искусства. Лауреат Государственной премии Российской Федерации (1992), лауреат премии «Триумф» (2003). Действительный член Российской академии художеств. В 1994 году получила звание заслуженного художника Российской Федерации.
Работы Натальи Нестеровой трудно забыть. Её картины присутствуют в пространстве не как окно в мир, а как вещи, как предметы. В них отсутствует эффект иллюзии – от искажённой перспективы и вопиющего антинатурализма до массивной лепнины мазков.
В ранних работах художницы, написанных в 1960-70-е годы, нет той фантасмагоричности, той мрачной живости, которой полны её «звёздные» картины 80-90-х. Произведения молодой Нестеровой, конечно, любопытны, но картины, созданные в период перестройки, – некое свидетельство прозорливости и прямодушия художника, в них замечательным образом сочетаются тривиальное и утончённое, как в новеллах Мопассана или Бабеля.
Но разве дело только в историческом фоне, когда в своих настроениях совпали эпоха и художник? Действительно, Нестерову можно назвать живописателем разлагающегося коллективизма, где каждый сам себе Гамлет, Гамлет в самом широком смысле, в том числе пастернаковском. Персонажи картин в масках трагических героев заламывают руки, при этом каждый сквозь маску словно спрашивает у самого себя: «Что я здесь делаю?» Внешнее не равно внутреннему, знак не равен означаемому, при этом означаемое – непостижимо, а знак всесилен. Всесильна карусель, всесилен эскалатор, всесилен стол, всесильны карты. 80-е годы в Советском Союзе – это настоящая гамлетовская пора, когда Ленин с букваря ещё призывает выполнить непонятный долг, призрак коммунизма ещё бродит по России, а нутро человеческое уже вопиёт о глубоком природном одиночестве своём и зовет к кооперации. Кооперативные рестораны, азартные игры, устрицы («раковины вещей» Маяковского или символы плотского наслаждения в голландском натюрморте) – этим полны картины Нестеровой «смутного времени».
Символический алфавит продуктов, неожиданное пищевое изобилие как результат коммерческой деятельности частных предпринимателей она трактовала по-своему: как неожиданно выступившие знаки смерти на девственных магазинных прилавках. Конечно, для неё капитализм – зло, наступающее не на советский утопический мир, не поругание веры в будущее социальное равенство без денег, капитализм и изобилие – жгучие враги средневековых метафизических ценностей, где верховодит дух. И советский быт, и постперестроечный равно противны ей своим диалектическим пафосом, обещанием изменений и перераспределений материальных благ.
Ох уж эти материальные блага! Стремясь показать их бренность, иронически закрывая лица людей букетами, подносами, вазами, шляпами и т.п., набрасывая их на холсте грубо, как брызги, Нестерова в то же время оказывается их певцом, подобно Гоголю, считавшему себя российским духовидцем, на бумаге же увлекавшемуся живописанием «посторонних капель» из носа. Вещи – еда или цветы, или карты – становятся в картинах Натальи Нестеровой буйками, за которые держатся люди, чтобы вновь и вновь почувствовать, что они спасены, хотя на полотнах над ними и витают чайки как напоминание о смерти, ждущей, когда изо рта едоков выпадет какой-нибудь кусок.
Этот образ ложного, физического спасения в распадающемся дискретном мире хотя имеет очевидную отрицательную коннотацию в творчестве Нестеровой, всё же в нём столько живой, неподдельной наивности, столько чисто человеческого «хотения», что зрителю невозможно думать ни об экономической ситуации, ни о Боге и Библии – он сильно переживает за человека, у которого улетает шляпа, или дивится количеству устриц, высасываемых персонажами картин, или пытается уследить за мимикой масок в «Тайной вечере».
А может быть, та неподдельная интрига, которая появляется в произведениях Натальи Нестеровой с конца 1970-х, объясняется этим самым введением «неизвестного» в картину? Маски, закрытые случайно официантами или пролетающими птицами лица людей, затылочные «анфасы», портретируемые, которые стесняются художника и поэтому отворачиваются или прикрывают лицо рукой, как в криминальных хрониках. Люди загораживаются, прикрываются, боятся они или стесняются – не столь важно. А важно, что возникает эффект «неизвестного», которое, как в алгебраических примерах, вносит в любое вычисление и неуравновешенность, и многообразие уравнения. А при большом количестве неизвестных уравнение способно подняться на философский уровень обобщения, на уровень универсальной формулы. Зона неизвестного, домысливаемого возрастает, вместе с тем возрастает динамическое впечатление от картины. Как потенциальная энергия сжатой пружины в любой момент готова стать движущей силой, так загороженные персонажи у Нестеровой готовы к обнаружению своей идентичности. Их лица были открыты за мгновение «до», будут открыты через мгновение позже, но именно сейчас зрителя волнует их напряжённое отсутствие в кадре картины. Это крестьянские портреты Малевича в их современной, неиконописной, урбанистической транскрипции.
Но такие «зоны пустоты» возникают не только на лицах людей, дело не только в затруднённой идентификации, но и в самом пространстве: коробки с тортами, сложенные конусами салфетки в ресторанах – кажется, везде что-то прячется, мир становится пещеристым, пористым. То же с масками на лицах персонажей – это ниши.
А может быть, феномен живописи Нестеровой в том, что она перешла на откровенный язык иконописи проторенессанса, язык Джотто. Потому так безучастны лица. Потому фигуры размахивают руками, как в вертепах, а маски персонажей повторяют лица ангелов, неуклюже, по-средневековому плачущих над Христом. Потому каждый предмет показан так объёмно, контрастно, выделен чёрной обводкой, как было принято со времен Джотто, до Боттичелли. Потому её синее небо так завораживающе действует. Потому так тесны комнаты и так велика природа.
Основную часть выставки Натальи Нестеровой, открывшейся в самарской галерее «Виктория», представляют работы художницы, написанные за последние десять лет. И разумеется, никакой «перестроечности» и смуты в них уже нет. Что нового внесло в её живопись десятилетие стабильности? Имперский, почти наполеоновский пафос, который стал окружать представителей власти, «уверенность в завтрашнем дне», которую подняли на щит официальные СМИ, выразился, кажется, в скаковых лошадях, галопирующих перед зрителем на картинах. Жокей, оседлавший белую лошадь, напоминает то медного всадника, то конный портрет инфанта работы Веласкеса.
Картина «Каток» иллюстрирует встречу россиян с американским образом жизни: люди в валенках и пальто наблюдают за парами в шарфах и юбочках, скользящими по льду в нью-йоркском парке. Нестерова трактует жизнь как игру, в которую вольно или невольно вовлечён человек, и этот образ она, очевидно, позаимствовала у малых голландцев. Её каток можно трактовать по-разному, в нём заложено так много художественных аллюзий: от радостного Аверкампа до мрачного Брейгеля с его «Охотниками на снегу». Коньки, как и кольца, которыми жонглируют акробаты, как теннисные ракетки, как шары для игры в «петанк» – протезы, которыми персонажи картин ощупывают пространство, с помощью которых передвигаются. Но эти протезы обладают ритуальной силой. Они втягивают человека в мир символических ценностей. В словаре символов читаем: «Скачки на лошадях и другие соревнования в до- или раннехристианскую эпоху сопровождали поминки, чтобы показать высшим силам боеготовность и продемонстрировать мужество, в то время как азартные игры возникли на основе деятельности оракулов».
Все эти мотивы невольно сами собой всплывают в голове при знакомстве с творчеством Нестеровой. Её живопись за последние двадцать лет – это знаменитая молитва средневековых вагантов «О, Фортуна».
Нестерова возвращает в русскую живопись прямолинейный символизм вместо невыразительной «впечатлительности», дурно перенятой советской и современной российской салонной живописью у импрессионистов. Краткость, чёткость идеи, ясность образа, очевидность аллюзий и контекста, с которым работает художница, развитие, читаемое в сериях картин, персонажи, появляющиеся в её работах и продолжающие в них жить подобно романным героям, особое эмоциональное напряжение – вот главные достоинства живописи Натальи Нестеровой.
Она – философ, способный свои психологические наблюдения за эпохой выразить с прозорливостью религиозного мыслителя. Эта выставка – большая удача для галереи «Виктория» и «умный» подарок для самарцев.

Сергей БАЛАНДИН

 

ООО «Виктория»
443099, Россия, г. Самара, ул.Горького/ ул.Некрасовская, 125/2
www.gallery-victoria.ru

тел. (846) 2778-912
тел. (846) 2778-917
E-mail: galleryvictoria@gmail.com

 

Hosted by uCoz